Философско-художественный роман с элементами мистики и физики.
Глава 13. Агент в действии.
На следующее утро он проснулся, увидел блокнот на тумбочке у своей кровати. Открыл, перечитал стихотворение. Теперь оно показалось ему сравнительно неплохим. Он даже подумал, что все эти простенькие глагольные рифмы на «ца» воссоздавали собой весь весенний гвалт: и звон трамвая и щебетание птиц и цоканье каблуков по лесенке... Задорно так получалось! Главное, что его состояние передавалось стихом полностью. Он хотел этим поделиться, конечно же, с ней. Как бы увидеть ее поскорей, передать стихи! Они станут теперь талисманом их отношений, запечатленной эмоцией.
- Так, с утра… – ничего не получится. Мне в НИИ, ей на пары, а может подождать ее у выхода из общаги? Точно! Скорее, чистить зубы, умываться. В столовку потом, в НИИ забегу, там и позавтракаю…
Впрочем, сотрудницы из лаборатории, где работал над своей курсовой Николай, приносили так много всего к утреннему чаю, что можно было обойтись и без завтрака. Обычно он не принимал долгого участия в их длинных ритуальных чаепитиях, а бежал к своей экспериментальной установке после чисто символического выпивания чашечки (чтоб не обидеть!).
Николай быстро оделся. Выбежал на улицу. Посмотрел на часы.
- Так, к ее выходу, наверное, успею! А вот и она со стайкой подружек, таких же юных первокурсниц. Что-то щебечут.
- Глаша! Глаша. – она остановилась, увидела его, раскраснелась. Девочки заулыбались и пошли дальше. А он буквально подбежал к ней. В руке был зажат заветный листочек со стихом:
- Вот, Глаша! Я тут вчера для тебя написал…
- Это что?
- Стих, понимаешь, не суди строго, я ведь не поэт…
- Что ты, мне приятно… - Она попыталась развернуть листочек.
- Потом, я сейчас уже бегу. Вечером увидимся. Тогда уж обсудим. Хорошо?!
- Хорошо!
Николай бросил на нее прощальный взгляд, побежал к трамвайной остановке, махая рукой на ходу.
В НИИ он приобщился к чайной церемонии, в этот раз долго сидел за столиком, где обсуждались вчерашние сплетни. Но он не слышал их, а сидел с блуждающей улыбкой, мечтательно смотрел вдаль. Все мысли его уносились к будущей встрече с Глашей.
- Вера Андреевна, а что это, никак мода новая в области маникюра… - улыбаясь ехидно, спросила юная симпатичная лаборантка Ниночка у средних лет сотрудницы, сидевшей за чайным столом напротив, - Может, мы чего-то еще не знаем, поделитесь!?
Действительно, дамы заметили, что у Веры Андреевны три ногтя на одной руке были окрашены красным лаком, а два – розовым. Вера Андреевна ничуть не смутилась, расправила руку на столе, чтобы всем было видно. Все дамы, присутствующие за столом вытянули шеи. Нужно сказать, что в данном секторе лаборатории работали в основном женщины разного возраста, от юного, как Ниночка, до пожилого, как Анна Тимофеевна, только один мужчина входил в штат этого подразделения Александр Иванович Пигунов. Он был немолод, лысоват, жил бобылем, женщин не очень любил, любил науку, но она его тоже как-то не очень. Зато он был турист и бард, собирал травы, делал из них бальзам. Особенно гордился он, что знал места, где растет «золотой корень», где-то на Урале… Ухаживал он, в свое время, за Верой Андреевной, но она вышла замуж за другого, теперь разошлась, хотя муж иногда заезжал за ней после работы и Александр Иванович ревновал. Она жила теперь одна, но шансов ему она не давала. Однако вернемся к дамам.
Ничто же сумняшась Вера Андреевна ответила: «Какие там новые поветрия в макияже! Это все домовой!»
- Вам домовой макияж делает! – прыснула Ниночка.
- Да нет же, я начала утром ногти красить, потом отвернулась, а он бутылочку с розовым лаком украл! Вот представляете! Все перерыла – не нашла, пришлось красным докрашивать.
- Вера, ты серьезно веришь в домовых? – спросил Александр Иванович.
- А то! Если с ним отношений не наладишь, то жизни в доме не даст. Я вот чего-нибудь потеряю, ищу день, другой… третий, хоть ты тресни – нет и все, а попрошу: Нафаня, Нафаня, подскажи! Верите ли, бах в шкафу что-то упало, открываю, а там и лежит моя потеря. Но иногда он шутит надо мной. Он весельчак…
- Постой, ты серьезно, ты, старший научный сотрудник отраслевого НИИ, и в какого-то Нафаню веришь?
- Да что там, девочки – вступила в разговор другая дама, - Прошлым летом на Братьях Кашириных, ну там еще универсам такой большой, а рядом остались несколько частных домиков, так вот там так «барабашки» распоясались, что милиция за дело принялась!
- И не «барабашки», а полтергейст.
- Полтора чего?
- Полтергейст! «Шумный дух» - по-немецки – поправил Александр Иванович.- В газете «Вечерняя Казань» писали.
- Да, там картошка летала. Прикиньте, бабушка с внучкой в мотоциклетных шлемах не то что ели, но и спали – продолжила дама. - Я сама туда ходила, правда внутрь не пустили. Вот там мистика была – сделав страшные глаза, закончила дама.
- Никакой мистики, девоньки – я тоже там был, возле дома. Видел, как туда исследователи приходили из университета с приборами. Так вот, они доказали, что никакой мистики там нет! Там была серьезная электромагнитная аномалия, она влияла на мозги и бабки, и внучки – в общем, галлюцинации! – урезонил даму Пигунов – в газете писали.
- Вот вы, Николай, вы же студент-физик, может, нам поподробнее объясните, как там электромагнетизм повлиял? – обратились к Коле присутствующие.
Коля «выплыл» из океана своих грез.
- А.., какой электромагнетизм?
- Ну, аномалия на Братьев Кашириных? Прошлым летом вся Казань говорила! Там еще ваши ученые, говорят, были с приборами, поля измеряли. В газете писали.
- Знаете, для науки, к сожаленью, этот вопрос открыт, разве что с нами четырехмерцы шутки шутят.
- Кто!? Четырех.. мерзкие. Черти что ли!?
- Ну, вот опять вас к мракобесию потянуло – с досадой проговорил Пигунов. – Наука все может объяснить, если не сейчас, так потом! А этой вашей чертовщины нет! Потому что не может быть никогда. Наука отрицает домовых, леших, чертей всяких. Тьфу, аж чаем обжегся! Давайте вести себя соответственно статусу научных работников – с этими словами, Пигунов встал из-за стола, отряхнул крошки еды, приложил салфетку к месту, которое облил чаем.
Разговор умолк. Дамы молча допивали свои порции. Вера Андреевна демонстративно любовалась своим макияжем и поглядывала вслед Пигунову, хихикая в кулачок.
«Дама развлекается эпатажем! Всех подколола, всех провела и главное с таким непосредственным видом, даже и не поверишь, что это всего лишь игра – подумал Николай. – а, может, и не игра!? Вот, даже я сомневаюсь… Однако хитрая она штучка! Каково же женское коварство!». Он не знал еще, что встретится с настоящим женским коварством уже сегодня.
Коля вспомнил то, что почти уже ушло из памяти, те летние приключения на улице Братьев Кашириных в маленьком домике со старушкой и внучкой. Тогда он всерьез озадачился данным феноменом, но сейчас, когда произошло столько важных встреч и событий, он как-то упустил из виду все эту, как теперь виделось, «чертовщинку». Хотя с тех пор мистики в его жизни стало еще больше. Он пошел к своей установке и за увлекательными экспериментами постепенно переключил мысли. Уже вскоре он про это все почти забыл, а думал только о встрече с Глашей. Он знал, где ее найти, когда после занятий в НИИ спешил в университет.
Они увиделись в библиотеке, договорились встретиться вечером в холле общежития, где жила Глаша. Решили вечерком погулять.
Она пошла к себе в комнату в женском общежитии, занести кое-какие книги и тетради, а он дожидался внизу в холле. Он расположился в удобном кресле, прислонил голову к спинке и почти мгновенно заснул. Сказалась предыдущая почти бессонная ночь, дневные хлопоты…
Проснулся он от того, что кто-то закрыл ладошками ему глаза. Этот кто-то подкрался неожиданно сзади кресла.
- Глаша! – спросонья воскликнул Николай, но «кто-то» упорно не разжимал ладони и тихонько хихикал!
- Глаша, - снова повторил Николай, - да пусти же, проказница, я тут немного прикорнул.
«Кто-то» отпустил ладошки, вышел из-за кресла и сразу сел Николаю почти на колени и на боковину кресла. Это оказалась Милана.
- Ты почему меня избегаешь?!
- Милана? Ты здесь откуда?
- Я спрашиваю, почему ты меня избегаешь, бросить хочешь?! Нет, Коленька, не выйдет! Так просто от меня не отделаешься!
- Милана?! Ты сбрендила совсем? Какое там «бросить»? Разве мы с тобой…
Она не дала ему договорить, а просто резко наклонилась и взасос при всем честном народе захватила его губы своими. «Честного народа» почти не было в этот момент в холле, только старенькая вахтерша, да какая-то девочка стояла у окна, глядя на улицу.
Николай пытался оттащить Милану. Но она оказалась наредкость сильной, обхват ее рук вокруг его шеи не ослабевал. Николай ничего не мог сказать, только искал руками пути, как ее оторвать от себя. Со стороны смотрелось это, как ни странно, так, как будто они страстно обнимаются и горячо целуются по обоюдному согласию. Продолжалось эту минуту-другую. Наконец, Николай оторвал Милану, понес руку к искусанным губам и вдруг увидел, что в проходе на лестницу стоит Глаша. Она стояла в полной растерянности, держа в руках кусочек бумаги, наверно, колино стихотворение. Бледная, глаза у нее были широко раскрыты. Она не произнесла ни слова.
Коля соскочил с кресла, кинулся в сторону Глаши. Вахтерша энергично произнесла: «Куды?!» - нажала на тормоз вертушки, которая задержала Николая. А Глаша резко развернулась и побежала вверх по лестнице. Николай перескочил вертушку. Понесся за ней. Настиг почти, но она успела захлопнуть дверь в свою комнату практически перед самым его носом.
- Глаша! – он стучал в дверь – Глаша! Открой! Ты все не верно поняла! Я все объясню! Глашенька!
Он долго и отчаянно стучал. Наконец, дверь открыла глашина соседка по комнате: «Чего вам молодой человек?!».
– Разрешите… я все объясню… - из-за плеча соседки он видел кусочек комнаты и часть кровати, на которой Глаша лежала лицом вниз. Наконец она села на кровати, посмотрела на него красными распухшими от слез глазами:
- Уходи! – произнесла она тихим, но твердым голосом. – Видеть тебя не могу! Все! – и опять упала лицом в подушку.
- Уходите, молодой человек, если у вас сердце есть… - соседка слегка подталкивала его в коридор.
Николай, опустив голову, вышел в холл. Там все еще стояла Милана. У него вдруг загорелось одно беспощадное чувство, ему захотелось броситься на нее и душить-душить. Руки затряслись от того, что он пытался сдержать себя.
- Ну, что, Коленька?! Получил отлуп! Теперь забудь о своей «простушке». Не для нее ты создан.
- Замолчи..! - он от греха подальше пошел вон из общежития и от Миланы, чтобы случайно не броситься на нее.
Она выскочила за ним. Он ускорил шаг. Она вприпрыжку бежала рядом:
- Коля, Коленька, миленький, я же тебя люблю! Мы же с тобой столько лет дружим… Как ты можешь оставить все… - она начала рыдать. Коля яростно сжимал кулаки. Он остановился. Даже в такой ситуации женские слезы действовали на него обезоруживающе.
- Чего ты хочешь?!
- Быть с тобой, Коля!
- Ты зачем доносы на нас писала?!
- Я ведь не по злобе, они же, понимаешь, меня завербовали! Коленька! Они страшные люди… Да ведь и тогда я не понимала, что тебя люблю…
- Ну, ты знаешь, кто ты после этого?!
- Знаю, Коля! Знаю! Прости меня за все… Только с тобой быть! Коля, вспомни, как мы целовались…
- Спасибо, очень хорошо сейчас напомнила! Все! Понимаешь! Это все! Ты для меня ноль! Нет тебя, змея ты подколодная… - Николай сам не ожидал от себя таких выражений.
Хлынул дождь. На небе засверкали молнии. Николай остановил Милану, схватив за рукав, оттолкнул:
- Не ходи за мной! Все! – она встала на месте. Мокрая, она выглядела жалко и беспомощно. Без плаща и зонта в такой ливень. Но ему ни сколько не хотелось защитить ее от этой стихии… Он, не оглядываясь, пошел в сторону своего общежития.